«Я будто в космос слетал». Интервью с судмедэкспертом по делу Бишимбаева
Алматинский судебно-медицинский эксперт Тахир Халимназаров внезапно стал объектом повышенного внимания после одного судебного заседания по делу Куандыка Бишимбаева. В соцсетях его буквально засыпали комментариями со словами благодарности и поддержки.
Три дня назад Тахир Халимназаров завел страницу в Instagram. Сейчас его первая публикация в соцсети насчитывает 275 тысяч лайков и 31 тысячу комментариев. На его страницу подписались 93 тысячи пользователей.
Корреспондент Tengrinews.kz пообщалась с экспертом, чтобы узнать, как он справляется с внезапной известностью и как это повлияло на его жизнь.
— Тахир Армидинович, после допроса в суде по делу Куандыка Бишимбаева вы стали очень популярны в социальных сетях. Многие поддерживают вас. Видели ли вы комментарии о себе? Как к ним относитесь? Вас это удивило?
— Я столько лет проработал. А тут после одного процесса, которые на практике почти каждый день у судебно-медицинского эксперта… Я, правда, немного растерялся. Но когда я видел пожелания, добрые слова, когда тебя вот так поднимают вверх, я, честно говоря, даже прослезился. Потому что это настолько было неожиданно. Я столько лет работаю в экспертизе, это наша работа каждый раз, каждый день. И никогда за то, что ты свою работу выполнил, никто не хвалил. В данном случае, видимо, из-за того, что дело резонансное, из-за того, что общество с таким вниманием следило. Из-за этого, думаю, такая реакция была.
До сих пор поступают мне благодарности. Я как во сне, шучу, говорю, я как будто в космос слетал, космонавтом себя чувствую — внимание такое. Правда, для меня это такое непривычное состояние. Я понимаю, было бы мне 30-40 лет, когда такие амбиции. Но когда я уже в таком зрелом возрасте, такое получать за ту работу, которую я столько лет делаю, — это было неожиданно. Но я почувствовал, насколько я счастливый. У меня отец пожилой, ему 85 лет, он-то не понимает, что такое соцсети, но родственники приходят, ему показывают: «Видишь, какой твой сын стал, как его хвалят люди». Это для него была такая награда. Я видел у своего старика в глазах слезы радости. А супруга у меня тоже судмедэксперт по профессии. Она, конечно, была очень рада. Но такая популярность непривычна никому.
— Писали или звонили Вам после эфира суда: знакомые, коллеги или другие люди? Может, предлагали сотрудничество?
— Да, практически все контакты. Мне пришлось 3-4 раза заряжать телефон. Телефон садился. А когда люди пожелания отправляют, пишут, я не могу не отвечать, боялся обидеть. Я был просто счастлив из-за своей профессии, что я ее правильно сохранил, что столько лет ей отдал. Я сказал: «Да, это было здорово, это было правильное решение в жизни».
— Вы подумывали сменить сферу деятельности?
— Нет, сменить не собирался, но, бывало, испытывал чувство разочарования, когда в государственной экспертизе работал, потом система начала меняться. Когда немного недопонимали люди, новое руководство, бывали разочарования. Думаешь, ну как так! Негатива очень много, разное видишь. Все думают, что экспертиза — это трупы, но это не только трупы, это живые лица, пострадавшие дети, убитые дети. А тут я понял, что это было самое лучшее решение в жизни — выбрать эту специальность, максимально ее освоить и делать качественно свою работу.
— Работы у Вас стало больше после этого суда?
— Начались звонки из разных городов. У них тоже тяжелые случаи, у кого-то сын погиб, у кого-то сына неправильно обвинили. Я им сказал, давайте по очереди. Обещал на следующей неделе.
— Люди находят Ваши контакты, звонят, сами просят помочь?
— Да, мои контакты везде есть, потому что я в соцсетях даю рекламу, что мы независимо проводим экспертизу.
— Когда к Вам обратились за помощью по делу Бишимбаева, Вы были в курсе, о ком идет речь?
— В данном случае все были в курсе. Органы следствия обращаются, я с 1991 года работаю, многие меня знают. И знают, что я могу качественно делать экспертизу. Здесь тоже попросили включиться. Дело резонансное, чтобы было независимо, чтобы никаких административных влияний не было ни с какой стороны. И я в составе этих экспертов проводил экспертизу.
— Смотрите ли Вы суд над Бишимбаевым, следите за процессом?
— Да, как гражданин, имея свою позицию, я наблюдал за этим процессом. И профессиональный интерес был, потому что это в первый раз так освещается. Поверьте мне, я 30 лет по судам хожу. А тут я знаю, что этот суд смотрят все. Поэтому я смотрел, когда время было.
— Были ли в Вашей практике похожие случаи? И много ли?
— Да, очень. Часто приходят женщины побитые, в синяках, на них жалко смотреть. Причем молодые женщины, 25-30 лет. Бывает, у кого-то не просто муж, а жених избил. И они проходят экспертизу у меня, результат забирают себе, а в полицию не заявляют. Они говорят: «Нет, я вот именно к вам пришла, к независимому, чтобы без постановления следователя пройти, я никуда не пишу, я это сохраню на следующий раз, если еще раз ударит». Это нехороший знак. Вполне современные люди бьют женщин. Еще никогда не было, чтобы мужья приходили побитые женами, всегда жены приходят. Были случаи, когда была гибель жен, убивали.
Еще хуже — я недавно провел две экспертизы, когда четырехлетних малышей убили. (В суде к ответственности привлекаются отчимы детей — прим.)
Недавно у меня был процесс в Алматы. (Дело об убийстве казахстанки в Дубае. Процесс идет в закрытом режиме — прим.) Суд начался по этому делу, но его никто не знает, никто не видит, нигде не освещается. К сожалению, это то, что с чем мы часто встречаемся.
— По Вашему мнению, почему происходят такие трагические случаи?
— Я скажу причину, которую, если не устранять, это никогда не закончится. В 99 процентах насильственных случаев роль играет алкоголь. Все нападавшие были в состоянии опьянения. Мы с наркоманией делаем вид, что боремся, зато алкоголь у нас рекой льется во всех магазинах, ресторанах. Хотя результат употребления что наркотика, что алкоголя одинаковый: состояние опьянения, когда человек теряет свое лицо. От него чего ожидать? У него нет понятия сочувствия, понятия культуры, этики, он превращается в зверя. Последствия всегда вот такие фатальные. Эта причина будет, пока будут пить люди. Мы боремся с последствиями, а не с причиной, профилактики у нас нет.
— А что делать, совсем запрещать алкоголь?
— У нас же как — запрещают, наоборот, людей как будто дразнят. У нас же всегда запретный плод сладок. Больше начнут пить. С детства должны воспитывать. Когда папа пьет, ребенок видит, он тоже будет пить. Его дети тоже. Когда эта цепь прервется? Может, должно быть какое-то новое поколение. Я в этом плане не такой специалист, но одной из первопричин, способствующих факторам бытового насилия, является употребление алкоголя.
— В Вашей практике бытовое насилие над женщинами, детьми на каком месте находится среди всех причин смертей и увечий?
— Конечно, не на первом месте, потому что травм больше, допустим, дорожно-транспортные происшествия. Случаев передозировки наркотиками тоже больше. В среднем потом идет бытовое насилие. Калечат своих же детей, издеваются над женами. В обществе нет такого отношения к женщине, как к матери. Этого нам не хватает. То есть мы видим женщину, но не видим в ней мать. Хотя все мужчины в каждой женщине должны видеть мать, независимо от ее возраста, потому что она есть мама или будет мамой.
Когда я вижу труп, когда тело женщины разрезано, разбито лицо, нормальный человек в сознании испугается такого. Это может только пьяный неадекват делать.
— Вы больше 30 лет работаете в этой сфере, можете сказать, стало случаев бытового насилия больше или меньше в нашей стране?
— Да, частота, конечно, увеличилась. Родные дети родителей избивают. Тоже на почве пьянства или наркотиков. Он все из дома выносит, бьет. Соседей даже бьют. Несколько десятков процентов, 20-30 процентов рост – это однозначно. В основном бьют мужчины, которые сами толком не работают, не обеспечивают семью, а жена работает. Они какие-то придумают причины, на худой конец ревность.
Фото из личного архива Тахира Халимназарова
— Вернемся к делу Бишимбаева. Сколько людей вместе с Вами проводили экспертизу?
— В Алматы со мной работал еще молодой эксперт, гистологи. Мы эту экспертизу чуть ли не за десять дней закончили, это очень большая оперативность. Днем и ночью работали, чтобы сроки следствия не нарушились, чтобы не нарушились права подсудимых, потому что они под стражей сидят. Мы раньше срока даже закончили.
Вот я столько благодарностей получаю, но я, как эксперт, не могу такие лавры на себя вешать. По Бишимбаеву я просто изложил в суде и защитил, обосновал выводы. Астанинские эксперты работали, молодцы. И в Алматы работали лабораторные подразделения. Я считаю, что должна быть благодарность всем этим ребятам, коллективу. Я в суде, как более опытный работник, обосновал конкретно, подтвердил результат нашей работы, но это работа многих людей, труд которых незаметен. Нас знают в кругу юристов, адвокатов, следователей, прокуроров, но общество особо не знает.
— Многие казахстанцы вступались за Вас после судебного заседания. Судя по отзывам в соцсетях, людям показалось, что Вам задавали не совсем корректные вопросы. Вы не обиделись на защитников Бишимбаева?
— Нет, я никогда. Судмедэксперт при проведении экспертизы всегда знает, что есть две стороны. Одна сторона — обвиняемая, другая сторона — пострадавшая. Эксперт одним заключением не может удовлетворить и ту, и эту стороны. Если правда, которую он установил, близка к ожиданиям одной из сторон, другая сторона — это самый легкий путь — начинает обвинять: «Он подкуплен».
В данном случае, когда адвокаты вопросы задают, они перед клиентом и сами должны как бы опровергнуть каждый факт. Бишимбаева обвиняют в убийстве с особой жестокостью, чтобы вот эту квалификацию немного облегчить, они должны оспаривать. Но их нельзя как врагов общества воспринимать. Чисто по-человечески я бы не хотел, чтобы на них такая атака шла. Чтобы не задевать их детей, близких, семью. Это люди. Просто их положение на другой стороне баррикады им осложнило работу.
У общества есть некоторые мнения по поводу защитников Бишимбаева. Я думаю, это не совсем справедливо, потому что это довольно опытные, квалифицированные адвокаты, но по долгу своей работы они должны защищать своего подзащитного. Общество, допустим, многие не юристы, они считают, мол, как посмели. Но это, я думаю, несправедливо, их тоже надо уважать. Для этого и суд: каждая сторона имеет право показывать свои доказательства. Должно быть равновесие.
Судья Айжан Кульбаева, я очень уважаю эту судью, она настолько объективная, она ничью сторону не занимает. В соцсетях все пишут, что судью чуть ли не подозревают в предвзятости. Я столько лет работаю, очень много судей видел, она из себя не выходит, она настолько душой судья, выдержанная, грамотная. Поэтому иногда людям казалось, что она занимает сторону Бишимбаева, но так не может быть, судья не может занять чью-то сторону. И так же судмедэксперт. Адвокаты заключают договор, призваны защищать интересы своего клиента, а вот эксперт и судья защищают интересы правды, истины. Поэтому здесь позиция судмедэксперта — говорить то, что есть. Истина одна. И судья так же подходит.
— А Вам приходилось с кем-то из них работать: с судьей, с адвокатами?
— С адвокатами, возможно, я встречался, потому что да, я их вот так знаю.
— Вы упоминали манекен. Часто ли бывает такое, что в суде наглядно приходится показывать участникам процесса, какие травмы были у жертвы?
— Я за 30 лет в первый раз перед присяжными выступал. Присяжных в таких случаях не было никогда, я не встречал. Эти люди не следователи, не юристы, не медики. Им надо показывать, объяснять. И я предложил ребятам: «Давайте вот это сделаем». Я хотел сначала плакаты принести, нарисовать. То, что я могу говорить, могут не понять.
— Это была Ваша идея — с манекеном?
— Конечно, они должны это обозреть, представить себе. Я думаю, все получилось, они поняли. Я не применял сложные термины, потому что знал, что здесь я не перед прокурорами, адвокатами, судьей, а перед обществом буду выступать, поэтому я пытался доступным языком донести информацию. В данном случае все было направлено только на то, чтобы присяжные и общество поняли. Так должен любой процесс проходить, чтобы как можно меньше было ошибок.
Подготовила Алина Шашкина
Источник: tengrinews.kz
